Мгновение 28
9 мая. Среда

В ночь на 9 мая 1945 года ни москвичи, ни ленинградцы, ни жители других городов и сел Советского Союза не спали. В 2 час ночи по радио объявили, что будет передано важное сообщение. Люди включили приемники на полную громкость. В 2 часа 10 минут диктор Юрий Левитан прочитал Акт о военной капитуляции Германии. А затем и Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором 9 мая объявлялось Днем всенародного торжества – Праздником Победы.

После этого никто просто не смог усидеть в четырех стенах. Люди выбегали из домов, знакомые и незнакомые обнимались и целовались, поздравляя друг друга с Победой

Я видел много воспоминаний людей, встретивших 9 мая 1945 года. Слышал много воспоминаний, в том числе, от самых близких. И сделал один вывод: у людей, переживших этот день, просто не хватало слов, чтобы выразить ту безумную радость, смешанную с безмерной скорбью, которая их охватила.

Причем слов не хватало даже тем, чей словарный запас и способность передавать свои чувства не вызывают сомнений – нашим поэтам.

«О этот день, до полуночи утренний!
Вышли на улицы всею Москвой.
Можно ли было еще целомудренней
По-деревенски встречать торжество!», - написал тогда Валентин Берестов

Это была стихийная демонстрация единения народа – беспрецедентная в истории. Ликовали все – от мала до велика.

Невозможно было не только проехать, но и пройти по центру Москвы. Там было сплошное людское море. Появилось множество красных знамен. Особенно «доставалось» людям в армейской форме: военных хватали, качали, целовали, их несли над толпой.

«В часы большого торжества
Прохладным ранним летом
Сияет вечером Москва
Незатемненным светом

Поет на улице народ,
Шумит, ведет беседы.
Так вот он - час, и день, и год
Свершившейся победы».

Это - Самуил Маршак.

Народ ликовал от Владивостока до Бреста. К Москве устремлялись чувства и мысли тех, кто радовался на площадях Киева, Минска, Кишинева, Риги, Тбилиси, Еревана, Ташкента, Алма-Аты. Это, помимо прочего, был праздник единства всех народов, совместно добывавших Победу.

Сергей Наровчатов передавал не только свои чувства:

«Так вот он – победы торжественный час,
Конец положивший огненным бурям,
Ради которого каждый из нас
Грудь открывал осколкам и пулям.

Каждый сегодня, как с братом брат,
Светлей и сердечней час от часа,
И плачет от счастья старый солдат,
Который в жизни не плакал ни разу.

На улице города – праздничный стан.
Узнав о счастливой вести мгновенно,
Целуются люди всех наций и стран,
Освобожденные нами из плена.

Такого еще не бывало встарь –
Пусть радость всюду гремит, не смолкая:
Праздником мира войдет в календарь
Праздник победы – Девятое мая!»

Люди в Софии, Варшаве, Праге, Белграде разделяли общую радость всем сердцем. Фотографии и кинохроника из этих столиц не оставляют на этот счет ни малейших сомнений. Радость от прихода Красной армии была безмерной, что бы ни говорили сейчас беспамятные дети и внуки тех, кого освободили наши отцы и деды.

В общенародном торжестве в Москве нашлось большое место и союзникам. По Всесоюзному радио, из динамиков звучали не только советский гимн, победные песни и марши, но и гимны союзных государств.

Английское посольство, как и сейчас, размещалось через реку от Красной площади, на Софийской набережной, где и народу-то не развернуться. Другое дело – посольство США, которое было рядом – на проспекте Маркса (ныне – Моховая улица, здание, где находится штаб-квартира АФК «Система»). Перед ним бушевало людское море, всячески порывавшееся выразить свои дружеские чувства и признательность американским союзникам. Москвичи махали дипломатам руками, аплодировали, выкрикивали здравицы. Милиция с трудом сдерживала напор дружественной толпы.

Посол Аверелл Гарриман был в Америке, старшим должностным лицом в посольстве на тот момент оказался Джордж Кеннан, временный поверенный в делах. Наблюдая за происходящим из окна, он решил рядом со звездно-полосатым флагом установить также советский флаг, что вызвало восторженный рев собравшихся. Пробрало даже обычно холодного Кеннана. В сопровождении сержанта в форме он поднялся на уступ у здания посольства и прокричал на русском:

- Поздравляю с днем победы! Слава советским союзникам!

Это вызвало новую волну восторга. Толпа подняла солдата, чтобы тот оказался на одном уровне с выступающим. Солдат принялся обниматься с американским сержантом, а затем утянул его вниз, в толпу. Наблюдая, как тот беспомощно качался над океаном рук, Кеннан предпочел ретироваться в здание посольства.

В феврале 1946 года именно Кеннан отправит в Вашингтон ту «длинную телеграмму», которая ляжет с основу доктрины сдерживания Советского Союза – главной доктрины холодной войны.

В Москве ликовали штабы, условий для нормальной работы не было. Нарком Военно-морского флота Кузнецов был в Генеральном штабе: «День 9 мая прошел особенно оживленно. Всюду царило ликование… Утренний доклад об обстановке на флотах то и дело перебивался звонками телефонов. Установить обычный распорядок дня было невозможно, да и не хотелось. Докладывались только особо важные дела и подписывались исключительно спешные телеграммы. Все командующие флотами считали своим приятным долгом позвонить мне по ВЧ и поздравить с победой.

В кабинет заходили офицеры из управлений наркомата: одни по делам, другие, без стеснения, под наплывом чувств, просто поздравить. Возникла непринужденная шумная беседа. Всех объединило одно: мы одолели врага и в данном случае не так уж важно, кому и где довелось принимать участие в борьбе. Незабываемый день! Кажется, вся Москва, вся страна жили тогда одними чувствами, забывая пережитые невзгоды. Победа!

Слово Победа у всех было на устах. Оно произносилось с одинаковым чувством радости и гордости за нашу Родину».



Но штабам нужно было продолжать работу, ведь бои не стихали.

«Не имея от Шёрнера приказов сдаваться в плен Красной Армии, продолжая надеяться на относительно благополучный отход за линию американцев и заполучив в Праге соглашение на это с чешским Национальным Советом, группа армий "Центр" не складывала оружия, - замечал заместитель начальника Генштаба Штеменко. - В районе Праги, куда стремительно рвались 4-я и 3-я гвардейские танковые армии генералов Д.Д. Лелюшенко и П.С. Рыбалко, шли бои. Эсэсовцы пытались подавить сопротивление повстанцев. Начальник штаба 1-го Украинского фронта Иван Ефимович Петров, доложив о броске танкистов на Прагу, заметил, что на других участках фронта противник стоит на занятых ранее рубежах».

Сам генерал-фельдмаршал Шёрнер, проигнорировав все приказы собственного начальства, просто сбежал. Следствию он расскажет: «9 мая 1945 года я переоделся в гражданскую одежду, чтобы удобнее скрыться от преследования со стороны советских и союзных военных властей, и на самолете «Шторх», случайно сохранившемся на аэродроме близ города Зальц, улетел в район города Китцбюэль (Австрия)... Мы приземлились близ деревни Митерзиль в Тироле. Где я, находясь на нелегальном положении, продолжал скрываться от американских военных властей до 17 мая 1945 года».

В этот критический для судьбы Пражского восстания момент танковые армии 1-го Украинского фронта, совершив беспрецедентный 80-километровый бросок, на рассвете 9 мая вступили в Прагу. «Первыми ворвались в город с северо-запада танки 10-го гвардейского уральского добровольческого корпуса (командир генерал-лейтенант Е.Е. Белов) армии Д.Д. Лелюшенко, - рассказывал командующий фронтом маршал Конев. - Почти сразу же вслед за ними с севера в Прагу вступили танкисты 9-го мехкорпуса (командир генерал-лейтенант И.П. Сухов) армии П.С. Рыбалко… К десяти утра Прага была полностью занята и очищена от противника войсками 1-го Украинского фронта». На одних улицах советских танкистов восторженно встречало население города, а на других им приходилось с ходу вступать в бой.

На рассвете 9 мая командование 2-го Украинского фронта о главе с маршалом Малиновским мчалось на машинах по шоссе на Прагу. «В долинах рек стлался туман, на полянах горели солдатские костры, - вспоминал начальник штаба фронта Матвей Васильевич Захаров. - Войска нашего фронта, танки, автомашины, артиллерийские тягачи – все устремилось на помощь восставшим в чехословацкой столице. В одном из городов в глаза бросился плакат: "Красной Армии – освободительнице – вечная благодарность человека!" Еще вчера здесь шли уличные бои, а сегодня население вышло на улицы, вывешены национальные и красные флаги, звонят колокола городской церкви. Из уст в уста передается радостная весть о конце войны, а в Праге продолжается ожесточенная схватка с фашистами, льется кровь советских солдат и чехословацких патриотов.

В первой половине того же дня к предместью города подошли передовые части 6-й гвардейской танковой армии 2-го Украинского фронта. Не дожидаясь подхода главных сил, наша 22-я гвардейская танковая бригада под командованием полковника И.К. Остапенко после короткого ожесточенного боя к 13 часам вступила в Прагу, где соединилась с частями 1-го Украинского фронта… 7-я, 9-я гвардейские, 53-я и 46-я армии действовали на внешнем кольце окружения».

Здесь заканчивал боевой путь и мой отец, 28-летний капитан Алексей Дмитриевич Никонов, служивший в Отделе контрразведки «Смерш» 46-й армии 2-го Украинского фронта. В годы войны он заслужил Орден Красной Звезды, два Ордена Отечественной войны, медали «За оборону Москвы», «За оборону Кавказа», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены». И, конечно, «За победу над Германией в Великой Отечественной войне». Через несколько месяцев он вернется туда, откуда его и мобилизовали на фронт летом 1941-го, – в аспирантуру исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

В середине дня 9 мая немецкая оборона в Чехословакии полностью рассыпалась, войска просто бежали на запад. После 3-х часов, фиксировал Штеменко, «немецко-фашистские войска начали стремительный отход на юг. Но не капитулировали…

Позвонили на 4-й Украинский. Там была такая же обстановка… По словам захваченных пленных, немецкое командование отводило войска "с целью капитулировать перед англичанами и американцами". На 2-м Украинском – та же картина. М.В. Захаров сообщил, что противник отходит, но не сдается».

Подвижная группа 4-го Украинского фронта генерала армии Еременко, стремительно преследуя отходящего врага, к 18 часам также вступила в Прагу с востока своими основными силами. «9 мая кольцо вокруг всей чехословацкой группировки немецких войск, которые отказались сложить оружие, было полностью замкнуто, - напишет Еременко. - В последнем для гитлеровцев "котле" оказалась более чем полумиллионная группировка дезорганизованных, потерявших управление и боеспособность немецких войск... В течение 9 и 10 мая войска фронта взяли в плен более 20 тысяч солдат и офицеров из группировки Шёрнера (главным образом 1-й танковой армии)». Но далеко не все немецкие подразделения сложили в тот день оружие. Боевые столкновения будут идти еще почти неделю.

К вечеру 9 мая Конев уже никак не мог прояснить оперативную обстановку в Праге. «На улицах шли сплошные демонстрации. При появлении советского офицера его немедленно брали в дружеский полон, начинали обнимать, целовать, качать. Один за другим попали все мои офицеры связи в окружение – поцелуи, угощения, цветы… Потом в этих же дружеских объятиях один за другим оказались и старшие начальники – и Лелюшенко, и Рыбалко, и подъехавший вслед за ними Гордов… Словом, день освобождения Праги был для меня очень беспокойным. Пропадали офицеры связи, пропадали командиры бригад и корпусов – все пропадали! Вот что значит и до чего доводит народное ликование!»

Битва за Прагу была тяжелой. «В эти дни особенно горько было видеть за привычными докладами с фронтов продолжающиеся жертвы, - читаем у Штеменко. - За освобождение Чехословакии отдали свою жизнь свыше 140 тысяч наших солдат и офицеров».

Памятник Коневу беспамятные власти Праги снесли в год 75-летия Победы. А ведь это был памятник и тем 140 тысячам…

Заканчивались боевые действия в Прибалтике. В 10 утра 9 мая истекал срок ультиматума, установленный командованием 3-го Белорусского фронта Курляндской группировке немецких войск. Баграмян писал: «Верные условиям ультиматума, мы не пускали в ход оружия до установленного часа. Однако, как оказалось, фашисты понимали лишь язык силы. И мы применили ее. В результате этого последнего удара войск нашей 48-й армии более 30 тысяч солдат и офицеров немецко-фашистской армии во главе с тремя генералами вынуждены были капитулировать. Так вот и получилось, что в день Великой Победы, когда во всех городах и селах нашего необъятного государства царило невиданное ликование, мы еще продолжали с оружием в руках утверждать ее».

Фактически война не закончилась 9 мая. Но Победа уже была одержана. Маршал Рокоссовский выражал чувства, которые испытывал, наверное, каждый фронтовик: «Победа! Это величайшее счастье для солдата – сознание того, что ты помог своему народу победить врага, отстоять свободу Родины, вернуть ей мир. Сознание того, что ты выполнил свой солдатский долг, долг тяжелый и благородный, выше которого нет ничего на земле!»



Сталин, как и обещал, выступил по радио 9 мая в 16.00 – после получения подписанного в Берлине Акта и безоговорочной капитуляции, доставленного в Москву специальным самолетом.

- Наступил великий день победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной Армии и войсками наших союзников, признала себя побежденной, объявила безоговорочную капитуляцию…

Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь отечества, - не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Вековая борьба славянских народов за свое существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией.

Отныне над Европой будет развиваться великое знамя свободы народов и мира между народами.

Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: "Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не могла подняться"… Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться – ход войны развеял их в прах. На деле получилось нечто прямо противоположное тому, о чем бредили гитлеровцы. Германия разбита наголову. Германские войска капитулируют. Советский Союз торжествует победу, хотя он не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию.

Товарищи! Великая Отечественная война завершилась нашей полной победой. Период войны в Европе кончился. Начался период мирного развития.

С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!

Слава нашей героической Красной Армии, отстоявшей независимость нашей Родины и завоевавшей победу над врагом!

Слава нашему великому народу, народу-победителю!

Вечная слава героям, павшим в боях с врагом и отдавшим свою жизнь за свободу и счастье нашего народа!



Поздравления в Кремль шли потоком, из которого выловлю лишь несколько.

Вот телеграмма Сталину: «Сегодня, в исторический радостный праздник победы, мысли всех верных сынов нашей родины несутся к Вам, нашему любимому богоданному вождю, чьими неусыпными трудами и заботами страна наша достигла величайшей победы и мира.

Православная церковь наша зовет всех своих чад торжественной всецерковной молитвой ознаменовать этот светлый праздник русского народа, она возглашает Вам, своему дорогому вождю, многая и многая лета счастливой жизни на благо и радость нашего народа. Алексий, патриарх Московский и всея Руси».

На войне атеистов не было.

На имя председателя Верховного Совета СССР Михаила Ивановича Калинина: «Благодаря победоносным армиям СССР и его союзников и благодаря самоотверженности их героических солдат полное поражение общего врага отныне - несомненно, и я приношу Вам, господин Председатель, мои самые искренние поздравления. В час полного освобождения моего народа я хочу также выразить Вам глубокое восхищение и всю признательность моего народа за важный вклад, который замечательные русские армии своими великолепными победами внесли в дело торжества правого дела и осуществления освобождения Нидерландов.

Королева Нидерландов Вильгельмина».

А эта – Сталину от Шарля де Голля: «В момент, когда длительная европейская война заканчивается общей победой, я прошу Вас, г-н Маршал, передать Вашему народу и Вашей Армии чувства восхищения и глубокой любви Франции к ее героическому и могущественному союзнику. Вы создали из СССР один из главных элементов борьбы против держав-угнетателей, именно благодаря этому могла быть одержана победа. Великая Россия и Вы лично заслужили признательность всей Европы, которая может жить и процветать только будучи свободной!»

Уинстон Черчилль все утро 9 мая работал в постели, в постели же и пообедал. В середине дня с дочерью Мэри он съездил в американское, французское и советское посольства, в каждом из которых произнес тосты за победу. В Лондоне и 9 мая люди продолжали толпиться - у ворот Букингемского дворца, на Уайтхолле, Пикадилли, Трафальгарской площади, в Гайд-парке, на площади Парламента, у Сент-Джеймсского парка. Дети ходил по улицам, завернувшись в американские, британские и советские флаги. Тысячи юнион-джеков, звездно-полосатых и серпасто-молоткастых торчали из окон.

Клементина Черчилль из английского посольства в Москве послала телеграмму мужу: «Мы все собрались здесь, пьем шампанское в двенадцать часов и поздравляем тебя с Днем Победы».

Еще утром британский временный поверенный в Москве Робертс обратился в НКИД с просьбой организовать прием Клементины Черчилль в Кремле для передачи поздравления от мужа или хотя бы разрешить ей зачитать это послание по советскому радио.

Аудиенции у Сталина не будет, но Клементина получила возможность выступить. Естественно, после Сталина. Вечером она зачитала приветствие своего мужа по советскому радио. На следующий день оно было опубликовано в «Правде».

Вечером Черчилль, как и накануне, вышел на балкон Министерства здравоохранения, выходящий на Уайтхолл, где произнес перед толпой:

- Лондон – как гигантский носорог, как гигантский бегемот, говорит: «пусть делают, что хотят – Лондон выдержит». Лондон может выдержать все… Спасибо всем за то, что ни разу не оступились в эти чудовищные дни и в долгие ночи, черные как преисподняя.

И тогда же Черчилль писал Дуайту Эйзенхауэру: «У меня вызывает беспокойство, что немцы должны уничтожить весь свой военно-воздушный флот по месту нахождения. Я надеюсь, что так не поступят с оружием и другой боевой техникой. Однажды все это может нам понадобиться. Даже сейчас может пригодиться во Франции и особенно в Италии. Я считаю, что мы должны сохранить все, что может быть полезным. Тяжелая пушка, которую я сохранил со времен прошлой войны, на этой войне регулярно стреляет с Дуврских скал». Это был наметки – не первые – того плана «Немыслимое», который Черчилль предложит американцам через несколько дней. Его суть – совместно с немецкими войсками начать войну против СССР.



Когда Сталин произносил свою речь по радио, в Вашингтоне было девять утра, в Сан-Франциско – шесть.

Президента Трумэна ждало поздравительное послание от советского лидера: «Народы Советского Союза высоко ценят участие дружественного американского народа в нынешней освободительной войне. Совместная борьба советских, американских и британских армий против немецких захватчиков, завершившаяся их полным разгромом и поражением, войдет в историю как образец боевого содружества наших народов».

В Америке уже почти не праздновали. Даже 8 мая в США был обычный рабочий день, и празднества прошли только в некоторых больших городах. Цена Победы для Соединенных Штатов была куда меньше, чем для нас или даже Англии с Францией, поэтому американцы отмечали не как мы, англичане или французы. И США продолжали войну - с Японией.

В тот день по приказу Трумэна и командующего стратегической авиацией США генерала Карла Спаатса, того самого, что прошедшей ночью вместе с Жуковым поставил свою подпись под Актом о капитуляции Германии, рой бомбардировщиков В-29 совершил рейд против Токио. В результате «огненного налета» 9 мая 1945 года в столице Японии, по оценке известного историка Пола Кеннеди, погибло примерно 185 тысяч человек, были превращены в руины 267 тысяч зданий. Немедленные потери были больше, чем во время последовавших в августе ядерных ударов по Хиросиме и Нагасаки.

Надежды на послевоенное советско-американское сотрудничество продолжали таять. Государственный секретарь США Эдвард Стеттиниус в Сан-Франциско проводил совещания относительно будущего внешнеполитического курса Соединенных Штатов. На встрече в тот день было решено: 1) усилить давление на Кремль по польскому вопросу; 2) отдать приоритет экономической помощи Западной Европе за счет сокращения поставок по ленд-лизу в СССР.

Уже 10 мая состоится ключевое межведомственное совещание в Госдепартаменте, которое и предрешит судьбу советского ленд-лиза.

Ну а у советских представителей на Учредительной конференции ООН были уже все законные основания праздновать Победу и принимать поздравления. Руководитель белорусской делегации Кузьма Киселев писал: «9 мая 1945 года руководители советской, английской, американской и китайской делегаций в Сан-Франциско выступили с речами по радио. Делегаты, заседавшие в тот день в комиссиях и комитетах Объединенных Наций, отметили победу над германским фашизмом минутой молчания». Молотов, приехав на американское радио, сделал заявление, в котором напомнил и свои слова, произнесенные 22 июня 1941 года:

- Сегодня в Москве опубликован акт о безоговорочной капитуляции Германии. Мы пришли к долгожданному Дню Победы над гитлеровской Германией. В этот день наши мысли устремлены к тем, кто своим героизмом и своим оружием обеспечил победу над нашим врагом, над смертельным врагом Объединенных Наций. Навсегда будет свята для нас память о погибших бойцах и о бесчисленных жертвах германского фашизма… В день разбойничьего нападения Германии на Советский Союз Советское правительство заявило: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Мы этого добились в долгой и тяжелой борьбе. Вместе с нашими демократическими союзниками мы победоносно завершили освободительную войну в Европе… Мы должны закрепить нашу победу во имя свободы народов, во имя благополучия, культуры и прогресса человечества.

Выступив, Молотов поспешил в Москву, оставив в качестве главы делегации Громыко. Обратный путь пролег по тому же маршруту – через Аляску и Сибирь. В городах, где совершали посадку, народ широко праздновал Победу. В Якутске видели бочки со спиртом, из которых его могли в неограниченных количествах черпать все желающие. На радостях в самолет со свитой наркома даже запихнули вольер с козами…



Вышедший в тот день Приказ Верховного Главнокомандующего по войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту гласил: «8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил.

Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена.

Товарищи красноармейцы, краснофлотцы, сержанты, старшины, офицеры армии и флота, генералы, адмиралы и маршалы, поздравляю вас с победоносным завершением Великой Отечественной войны.

В ознаменование полной победы над Германией сегодня, 9 мая, в День Победы, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, - тридцатью артиллерийскими залпами из тысячи орудий.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Да здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-Морской Флот!»



Вообще-то, в Москве в тот незабываемый вечер было два салюта.

Предпоследний был дан в честь освобождения Праги от немецко-фашистских захватчиков.

Последним салютом Великой Отечественной стал Салют Победы – тридцатью залпами из тысячи орудий.

Если накануне Уинстон Черчилль беспокоился, как бы в Лондоне не кончилось пиво, то в Москве вечером 9 мая реально кончилась водка. Не появилась она и на следующий день.

Люди искренне радовались Победе. Радовались новой жизни. И опасались ее. Поэт-фронтовик Давид Самойлов записал в дневнике: «Первый день мира. День радости и новых сомнений.

Прежде думалось: буду ли я жить? Теперь – как я буду жить?»

И у каждого в душе комком стояла безумная боль утрат. Как та, что сквозила в каждой строчке Ильи Эренбурга:
«Когда она пришла в наш город,
Мы растерялись. Столько ждать.
Ловить душою каждый шорох
И этих залпов не узнать…

Она была в линялой гимнастерке,
И ноги были до крови натерты.
Она пришла и постучалась в дом.
Открыла мать. Был стол накрыт к обеду.
"Твой сын служил со мной в полку одном.
И я пришла. Меня зовут Победа".
Был черный хлеб белее белых дней,
И слезы были соли солоней.
Все сто столиц кричали вдалеке,
В ладоши хлопали и танцевали.
И только в тихом русском городке
Две женщины как мертвые молчали».